|
Видел ли ты человека проворного в своем деле?
Он будет стоять перед царями...
(Притч 22, 29)
...Как хорошо слово вовремя!
(Притч 15, 23) |
Мало в истории России найдется предпринимателей, которые могли бы быть поставлены вровень с Василием Александровичем Кокоревым. Имея малое образование и небольшой чин, он тем не менее сыграл в экономической жизни России весьма заметную роль. Его предпринимательская деятельность изумляла современников энергией и размахом, богатство же достигало временами невероятных размеров. Ему принадлежали заводы и гостиничные комплексы, железные дороги и пароходства, банки и страховые компании, нефтепромыслы и даже телеграфные агентства. Плоды его неутомимых трудов были разбросаны по всей России. Кокорев умел и любил рисковать, и никто бы не смог упрекнуть его в отсутствии ума и фантазии. Среди осуществленных им проектов был целый ряд имеющих международный масштаб, и почти всем его начинаниям подходили определения: «первый» или «впервые». Он раздражал, удивлял, восхищал. К его советам прислушивались, его предложения широко обсуждались, популярность же была настолько велика, что по этому поводу появилось даже особое четверостишие:
«Кокорев! Вот имя славное.
С дней откупов известно оно у нас,
— весь край в свидетели зову;
в те дни и петухи кричали повсеместно: Ко-ко-ре-ву!!»
Глядя на широту и удачливость предпринимательских устремлений Кокорева, обыватели часто указывали на него как на кандидата в министры финансов. Знающий современник Кокорева, К. Скальковский, был уверен, что из него вышел бы «превосходный министр русской торговли и промышленности». И жалел, что его не сделали «хотя бы членом Государственного Совета». Имя Кокорева упоминается в произведениях многих писателей. И никогда — с равнодушием. Герцен звонил о нем в «Колоколе». Некрасов вывел его Саввой Антихристовым в поэме «Современники». Добролюбов любил склонять имя Кокорева в своих желчных статьях. У Достоевского найдем его в романе «Подросток». У Лескова — в повести «Овцебык», где хозяин разбойного двора хвалит водку: «У нас, брат, дорогая, кокоревская: с водой, да со слезой, с перцем...» В «Чертогоне», другом произведении Лескова, где речь идет о купеческом загуле в ресторане «Яр», некоторые критики даже признают Кокорева за одно из действующих лиц...
За неподдельную любовь к России славянофилы чуть не молились на Кокорева и выдавали его за «русское чудо», западники же и либералы на дух не переносили. Ученые восхищались широтой замыслов «верно зачатых» (Д. Менделеев) кокоревских дел, власти же с беспокойством наблюдали за общественными выступлениями этого неугомонного человека.
По окончании Крымской войны он привлек к себе их внимание устройством торжественных встреч севастопольцев в Москве, на которых московские купцы кланялись в ноги мужественным героям проигранной властями кампании. В предреформенные годы сыграл заметную роль в подталкивании общественного мнения к необходимости освобождения крестьян и не стеснялся при этом водить знакомства с лицами, считавшимися неблагонадежными. Оттого и сам был причислен к таковым. На него в это время даже писались доносы: «В Москве завелось осиное гнездо... Гнездо это есть откупщик Кокорев...»
Игрой своего ума он нередко повергал современников в недоумение. Силу и оригинальность мысли Кокорева смог оценить знаменитый наместник Кавказа кн. Воронцов, когда искал способы сближения с воинственным населением горных аулов. «А позвольте мне рекомендовать вам один такой способ», — предложил ему тогда Кокорев и стал рекламировать обыкновенный русский самовар, любимый и азиатами. Стоит, мол, ему появиться в мирном ауле, как туда, забыв о воинственных затеях, тотчас станут ездить горцы из аулов немирных, чтобы проводить время в беседах... «Вероятно, — вспоминал потом Кокорев, — высланные на Кавказ 150 самоваров ни в чем не сделали ошибки, потому что через год оттуда последовал более крупный заказ на эту нехитрую вещь».
Как чрезвычайно умного человека, способного найти нестандартное решение, выставляет Кокорева в своей известной книге «Замечательные чудаки и оригиналы» и писатель М. Пыляев. Он рассказывает, как на одном из собраний, после долгих прений о мерах помощи голодающим крестьянам северных губерний, решили спросить и о его мнении. В ответ же услышали неожиданное: «Никакие меры из предложенных и никакие миллионы не спасут Север... Единовременная помощь бесполезна, систематическая невозможна. На систематическую не хватит денег, от единовременной, если ее не украдут по дороге, мужик забалует. Вы спросите, что же делать? — А накупите ружей, пороху и дроби — вот и все. Это поправит их лучше всякой помощи». «Гениальный человек», — только и сказал председатель собрания вслед удалившемуся Кокореву...
Никто из присутствующих не задумался тогда об истоках этой гениальности, между тем они лежали на поверхности. Редкий человек знал нужды России и ее народный характер так же хорошо, как Кокорев. И редкий человек так же сильно, как и он, верил в те простые истины, что спасение России от всяческих неурядиц — дома, в своей же земле, в своих же людях, в которых следует только познать «свою силу», что все проводимые экономические мероприятия необходимо «согласовывать с потребностями народной жизни» и что только это спасительное согласование и есть верный путь к покойному и правильному развитию страны. На нашей земле, с горечью отмечал он, еще не образовалась своя экономическая наука, и вместо нее действует какое-то идолопоклонство теориям Запада. И приводил пример с переводчиком, посланным в Европу для помощи в переводе русских экономических статей, которого очень быстро попросили вернуться назад — в Россию. Оказалось, что ничего нового в переведенных им статьях нет, и все в них вертится вокруг давно известного в мире.
В полемической запальчивости Кокорев предлагал даже переписать все экономические учебники, заменив содержащиеся в них абстрактные знания знаниями Русского дома и Русской избы. Но чтобы написать книгу о Русской экономической науке, предостерегал он, надобно предварительно выучиться читать другую многосложную книгу, именуемую «Русская жизнь», листы которой могут раскрыться только для тех, кто имеет сердце, преисполненное любви к простым людям. И в процессе чтения такой книги им сам собой разъяснится коренной для всяких экономических преобразований вопрос о том, что «если деревня богата своими домовными произведениями, тогда и волость богата; а когда все волости богаты, тогда — и только тогда — богата и вся Россия».
Проблемы экономического роста Кокорев увязывал с благополучием каждого российского человека, с процветанием каждой семьи, со справедливым заработком каждого работника. И очень настойчиво он возвращался при каждом удобном случае к мысли о том, что экономические преобразования должны идти от потребностей народа, от сложившейся у него системы ценностей, от его восприятия жизненных реалий... Отсюда, из этих критериев, по его мысли, необходимо находить при принятии экономических решений. Здесь, в житейской практике, а не в кабинетах чиновников следует отыскивать ответы на возникающие вопросы.
Обыкновенный русский дом, обыкновенная русская семья со всеми ее потребностями и нуждами — вот та печка, от которой советовал танцевать Кокорев. Вместо выставок всевозможных диковинок он предлагал устроить в России правдивую выставку реальной народной жизни со всеми ее неладностями и неустроенностями. Чтобы у властей была возможность хорошенько рассмотреть ее, чтобы смогли они среди этих неладностей отыскать (и уберечь!) огромное богатство, которому цены нет и на котором стоит Русское государство, — силу духа и терпения русского народа.
Главное, в чем Кокорев хочет убедить, — это то, что корни экономического успеха, благополучия и процветания лежат не в реализации голых реформ, пусть и кажущихся продуманными, но в создании условий, позволяющих проявиться нравственным силам народа. Не в политэкономических витийствах, не в парламентских хитросплетенных речах, не в разновидных конституциях видит он средство для благоустройства и возвеличения России, но в живущей в простых чистых сердцах Правде Божией.
Все беды, надвинувшиеся на Россию, он прямо связывал с духоугашением русских людей в результате непродуманных действий властей, насилующих и калечащих народную жизнь, забывших завет предков: «Не угашать духа, ибо в нем сила!». Несокрушимые крепости и миллионные армии могут подвергаться поражению, но сильный духом народ — никогда. Духоугашение, по мнению Кокорева, является великим смертным грехом, ибо чем более гаснет дух народных мыслей, тем более входят в нашу жизнь всякие напасти, тем более входит в нее дух умопомрачения.
Следует, говорит в связи с этим Кокорев, проникнуться сердечным стремлением к тому, чтобы горькое ощущение переживаемой нами постыдной приниженности, выражающейся в постоянном подражании чужеземному строю, заменилось ободряющим и одушевляющим наш дух чувством государственно-народной гордости, основанной на успехах самосознательных мероприятий, и чтобы в то же время канцелярская самонадеянность покаялась в своих заблуждениях и освежила свои мысли духом смиренномудрия, способного почерпнуть законодательные ведения не из архивной пыли, а из живого источника народной жизни.
«Канцелярскую самонадеянность» бюрократии Кокорев подвергает в своих рассуждениях беспощадной критике, и, что важно, эта критика целиком применима и к нашим недавним реформаторам с их грандиозными экономическими провалами. Вот некоторые его мысли по поводу людей, незаслуженно прорвавшихся к вершинам власти и использующих эту власть не во благо России. Он называет их фирмой — «Они», мы бы сегодня использовали другой термин — что-то вроде «молодых реформаторов» или «чикагских мальчиков».
Благодаря книжным знаниям «Они» приобрели у нас такое значение, что с самого начала реформ их стали признавать за свежую силу, способную обновить общий строй жизни. Пробравшись в высшие кабинеты и склонив на свою сторону множество влиятельных лиц, «Они» тут же под видом попечения о благе народном насочиняли массу всяких законов. Но либерализм «Их» не был искренним. И первой подкладкой подготовленных «Ими» преобразований было обыкновенное стремление сделать себе карьеру (здесь Кокорев скромно умалчивает о деньгах), другой — желание пощеголять перед Европой появлением в России либеральных начал. Но либеральничая для Европы, у себя дома «Они» душили всякое начинание, рассчитывая, видимо, улучшить экономическую жизнь подавлением стремления людей к деятельности. Для уяснения сущности предложений, делаемых русскими предпринимателями, для совета с ними, для продумывания последствий осуществляемых мер у реформаторов не оказалось ни времени, ни желания. Ко всему прочему «Они» водили пером без всякого участия сердца, и оттого 9/10 «Их» бумаг только вредили стране. Не выйди эти бумаги из столицы — сумма жизненных затруднений только бы уменьшилась.
В результате экономическая жизнь страны оказалась оторванной от своего начальства (она даже не знает, кто оно и где находится) и потеряла всякие надежды на удовлетворение своих насущных потребностей. Впрочем, можно ли было и ожидать чего-то иного, если за одно из важных дел для себя «Они» посчитали понижение пошлины на кофе, которое, по их мнению, должно было «развить мозговые силы крестьянина». Полное неведение народной жизни... Важнейшими вопросоми проводимых реформ «Они» сделали вопросы биржевых курсов и внешних займов, руководствуясь здесь указаниями заграничных мудрецов. Но беда в том, что под видом этих мудрецов явились к нам из-за границы одни аферисты, «булочники и парикмахеры», почему-то называющие себя опытными финансистами.
В результате, помимо прочих бед, барометром для определения русской силы сделался лишь биржевой курс. К тому же показания этого барометра берутся теперь из бюллетеней иностранных бирж, находящихся в распоряжении противников преуспевания России. Сами же мы даже и не смеем заикнуться о выходе из этой кабалы, предпочитая увязнуть в долгах. Хотим быть покорными учениками, лишь бы только Запад признал нас достойными своей приязни. Но сыграв в дурачки, мы не приобрели ни малейшей его привязанности. Ведь привязанность — плод уважения, а уважение принадлежит только тому, в ком видят самостоятельность. Получилось, что Запад придавил нас самой ужасной тяжестью — тяжестью кредитного благоволения. Теперь при заключении новых займов он даже требует от нас обязательств: «о невыпуске денежных беспроцентных бумаг» и т. п.
«Они» внушили нам, что при значительном выпуске бумажек наш рубль сильно упадет, и заставили Россию вновь и вновь обращаться за помощью к загранице, хотя и самый простой поселянин понимает, что беспроцентный долг легче, чем требующий уплаты процентов, и притом еще долг заграничный, хотя никто до сих пор и не попробовал определить, что выгоднее: так плохо размещать займы за границей или прибегнуть к выпуску внутренних ценных бумаг? И что же вышло у «Них»? Рубль все-таки упал. И не достигнув поддержки рубля, «Они» взвалили на народную спину такой долг по платежу процентов, который поглощает целую треть государственных доходов... Вот вам и плоды «Их» иностранных учений! Поистине, если Бог захочет наказать, то отнимет у людей разум.
Напустив на нас тумана в виде конверсий, консолидаций и девальваций, «Они» уподобили себя финансовым алхимикам, знающим секрет философского камня. Между тем камень этот самый простой — приход, расход, с устранением всего излишнего и ненужного, а затем остаток или недостаток, с покрытием последнего пропорциональною на всех раскладкою, сообразно средствам каждого. Что же касается до жизни, то устраивать ее следует так, чтобы все в ней развивало графу дохода и уменьшало графу расхода. Но разве можно такую простую мысль вдолбить в головы финансистов, зараженных каким-то высшим европейским прогрессом. В их головы внедрилось непреклонное упрямство не допускать действий, основанных на возможности самовозрождения. Всякая полезная русская мысль приносится «Ими» в жертву европейскому идолу.
И причина здесь в том, что в «Них» нет русской жилки и «Они» не верят в Россию. Иначе при свойственных «Им» трудолюбии и настойчивости из «Них» могли бы образоваться полезнейшие деятели для Отечества. «Они» исследовали Европу, «Они» изучили прилежно многое, но не то, что им следовало изучить. Землеведение и Народознание России! Россию они принимают за государство, тогда как она — Вселенная, которую нельзя наряжать в однообразный и тем более чужой кафтан. В таком государстве, как наше, нельзя установить общие правила! К тому же заморские.
Пора домой! Вот что следовало бы «Им» сказать. Пора перестать блуждать вне своей земли! Пора прекратить поиски экономических основ за пределами России и засорять насильственными пересадками их родную почву, ибо ложные экономические воззрения могут разрушить и самые сильные государства.
Вот такие рассуждения русского предпринимателя. Фактура в них — столетней давности, а мысли и выводы — вполне актуальные, аналогии — прямые... Стопроцентное попадание! Читаешь и по каждому абзацу расставляешь знакомые имена. Отчасти это по той причине, что и тогда в экономике России шла мощнейшая структурная перестройка (от феодального земледелия она переходила к индустриальному развитию), отчасти же потому, что в неудачных преобразованиях и мы многократно заталкивали страну в еще более глубокие провалы, чем те, о которых с такой болью предупреждал нас Кокорев.
Обратим здесь внимание на его деликатность. При всей резкости критики вы не найдете у него ни обидных ярлыков, ни грубых ругательств. Только печалование о России. Он даже не позволил себе обвинить противников в корыстолюбии, обвинении, явно напрашивающемся. Возможно, что некоторая тенденциозность суждений Кокорева даст основания для причисления его к «квасным патриотам», но это был бы неверный вывод. Да, он, конечно, не западник. Чересчур много говорит о своеобразии России, об отличиях ее от Европы, об особом ее нравственном духе. Но где, скажите, здесь противопоставление России и Запада? Нет, он не противник Запада. Более того, среди его политических кумиров внимательный читатель обнаружит и русского Петра Великого и немца Бисмарка, отнюдь не «квасных патриотов». Цель их была в отыскании достойных мест для своих стран в семье европейских народов, но разве не к этому же сводятся и все устремления Кокорева?
Кто-то, может быть, посчитает Кокорева и консерватором, противником либерализма, сторонником сохранения устоявшихся форм взаимоотношений в обществе. Но и эта оценка окажется однобокой. Да, он сторонник сильного государства, способного защитить свои интересы. Но сильного не воинственностью, но внутренней сосредоточенностью, духом, сплоченностью, мощным великодушием и выразительным безмолвием. Сила России, по его мнению, не в ее проявлении, а в сохранении ее под спудом. России, считает он, нет надобности заявлять себя доказательствами тяготения над Европой и уже совершенно непозволительно ей думать о подкреплении этой силы какими-то союзами. России нужно сосредоточиться на внутреннем обустройстве, освободить жизнь от крайних стремлений, хотя бы патриотических, и расти, расти, чтобы потом, когда уже вырастем в полную величину, без всяких доказательств нашу силу поняли и оценили в Европе. Словом, при внешнем смирении необходимо укрепляться внутренне, изо всех сил создавая плодотворную (т. е. либеральную!) экономическую почву у себя в стране. И здесь государство должно быть мудрым, заботливым, осторожным по отношению к отечественному предпринимательству. Оно должно ограничивать ввоз в страну того, что можно создавать дома, хотя бы и с приплатою к цене, «дабы дать ход своим произведениям». Оно должно ограничить и чиновничий произвол, вмешательство в хозяйственную деятельность предприятий, дав им возможность свободно развиваться и богатеть.
Таким образом, Кокорева совершенно невозможно уложить в прокрустово ложе категоричных характеристик. Он не святой, не монах, не схимник, и в его рассуждениях можно найти ошибки, но, безусловно, это был человек, любящий Россию. Эта любовь и дает ему возможность выходить за пределы узких рамок экономических теорий и тем самым развивать их. Да, вроде бы дело, переставшее приносить прибыль, следует закрывать. Но это слишком поверхностный вывод для Кокорева. Продолжать или закрывать производство, полагает он, надо с учетом того, чем будет заниматься население этой территории, появятся ли там новые рабочие места. И если после закрытия дела придется тратить больше средств на пособия жителям, то такое решение экономически неэффективно. Экономический вроде бы успех обернется экономическим провалом, подтолкнет население к разорению. И из разорившихся, пропившихся работников явятся в стране «сначала бездомки, а потом безбожники и отчаянные анархисты».
Из этого не следует, что Кокорев сторонник уравниловки , социального равенства, казенного социализма. Он говорит лишь о том, что следует гораздо бережнее относиться к собранным в российскую империю территориям, что необходимо содействовать оживлению и развитию экономически отсталых районов, что каждый человек должен иметь работу и честный заработок, ибо все это выгоднее, чем содержать армии «отчаянных анархистов». Внимательный читатель заметит, что вообще производство в рассуждениях Кокорева всегда на первом месте. Это — главное, все остальные экономические категории, тоже, конечно, важные, находятся в подчиненном к нему состоянии. «Коли на гумне не густо, так и в кармане пусто» — вот кредо Кокорева. Кто-то захочет здесь возразить и напомнит о созданном им Волжско-Камском банке. Но все дело в том, что банк этот задумывался им не для извлечения процентной прибыли: ростовщичество испокон веков считалось для российских предпринимателей делом греховным. Он задумывался им для содействия развитию производства в русской провинции. Для того, чтобы гумно там не было пусто, для того, чтобы народная жизнь обрела там «хлебное довольство» и «домовные богатства», ибо там, где они не укрепляют сердце человека, там нет и финансовой силы. Так что никакого противоречия здесь нет.
Интересен подход Кокорева к проблемам сельского хозяйства. Прежде всего он удивляется, как это при таком избытке земель и рабочих рук мы ухитрились создать крестьянскую бедность? И соглашаясь с тезисом о том, что главное наше богатство скрывается в земле, он предлагает сделать ее доступной, а работе на ней придать интерес и выгоду. И путь к этому, по его мнению, прост и ясен: составить карту никем не используемых земель и написать на ней четко глагол, возгремевший в первые же дни мироздания: «Роститесь и множитесь, наследуйте землю и обладайте ею». Правда, уточняет тут же, что нельзя будет обойтись и без дешевого долгосрочного кредита, и без помощи государства в переселении людей в районы с избытком земельных ресурсов...
Многие разочарования от действий властей, кажется, должны были сделать его пессимистом. Но нет. Кокорев верит в Россию! Жалеет только о слишком дорогой цене, которую пришлось заплатить за урок осознания экономических неудач. «И вот ведь странное свойство России! — удивляется он, — то, что в других государствах могло бы окончательно расслабить народную мощь, у нас, наоборот, поможет ее возродить. Осознанное бессилие, несомненно, подтолкнет нас к обретению новой великой силы!»
Будет ли это так, зависит от нас и от того, в частности, насколько хорошо мы усвоим уроки, преподанные нам обыкновенным русским предпринимателем Василием Александровичем Кокоревым в завещанной им нам книге. Главный из этих уроков совсем не сложен: быть реалистом, быть патриотом и находить ответы на вопросы, поставленные жизнью в самой жизни, — вот высшая правда экономических преобразований.
Ю. Якутин,
доктор экономических наук,
научный редактор Русской классической
библиотеки «Экономика и духовность»
|