С 17 по 19 мая в Риге состоялась международная духовно–историческая конференция "Сохранение культурно–исторического наследия староверия Латвии". Организаторы конференции: Юрмальская Свято–Троицкая старообрядческая община и Братство молодых староверов Рижской Гребенщиковской старообрядческой общины (РГСО). Финансово конференцию поддержали Рижская, Юрмальская и Резекненская городские думы, а также РГСО.

Целью конференции была оценка культурно–исторического наследия староверов Латвии, возможностей его сохранения в сотрудничестве с государством, местными самоуправлениями и инвесторами. В конференции приняли участие представители старообрядческих общин Латвии, России, Литвы, Эстонии, Беларуси. В рамках конференции прошла презентация издания первой части лекций о.Алексия Жилко "Духовное наследие древлеправославия" и выставка изданий издательско–просветительского отдела РГСО.

Выступления охватывали очень широкий спектр тем: от храмостроительства до духовного образования. Одной публикацией содержание конференции не охватить. Как и предлагалось, ее материалы должны быть изданы отдельной книгой.

Я же попытаюсь из сказанного на конференции составить некий плакат–призыв или просьбу — если вы не принимаете участия в сохранении или поощрении сохранения наследия чего–либо, то хотя бы не мешайте тем, кто это делает, и не измывайтесь над их стараниями. "Ведь каждый человек стоит на пороге своей вечности, и, когда она придет, зависит от того, какой пример несет он, живя на земле, и что он сделал, чтобы через его жизнь вера Божья распространялась по земле" (Семен Ульянович Дударев).

Увидеть сущность

Я тоже буду выделять именно духовное наследие. "Тоже" потому, что меня убедило сообщение доктора исторических наук Азия Исаевича Иванова "О содержании понятия культурно–исторического наследия". Азий Исаевич сказал, что длительное время восприятие наследия формировалось под влиянием мирской науки, хотя, рассуждая о наследии вероисповедания, правильнее было бы говорить не "культурно–историческое", а именно "духовное наследие". Это правильнее не ради "противопоставления, а для того чтобы увидеть сущность", содержание этого наследия. "Наследие древлеправославия не может быть иным, как только духовным", — сказал Азия Исаевич. Возникшие на конференции мини–дискуссии по конкретным темам, на мой взгляд, как раз и были дискуссиями между культурно–историческим, музейным, туристическим, потребительским и духовным восприятием наследия.

Для староверов это, наверное, тем более важно, что угроза сохранению их наследия определяется не только временным фактором, но и, как сказал Азий Исаевич, угрозой со стороны духовного воздействия. Вроде бы сейчас для староверов самые благоприятные условия — сюжеты противостояния новообрядцев и старообрядцев остались в прошлом. Азий Исаевич считает, что это далеко не так. Хоть и время прошло, противостояние, которое раньше было открытым, сейчас косвенное. Я не вижу в такого рода противостоянии ни политической, ни государственной, ни церковной выгоды. Потому мне странно читать в российских источниках, например, то, как одна ветвь православия выставляет другую "умирающей сектой, состоящей из малограмотных старух, для которых вера состоит из любви к упрямому повторению потерявших смысл обрядов и формул".

Это не первая международная конференция староверов, по содержанию которой я могу сказать, что это не так. На нынешней же конференции духовное образование было на первом месте; тексты, издательское дело — на втором. Постоянно повторялись призывы проводить оценку наследия (храмы, иконы, история) старообрядцев на современном профессиональном, научном уровне, не удовлетворяться случайными и неквалифицированными подходами, не допускать их. На конференции председатель правления Международной гильдии староверов–предпринимателей Александр Иванович Иванов раздавал второй номер "Экономического вестника". Издание гильдии содержит исторические и современные соображения староверов о продуктивном бизнесе. Эти идеи очень далеки от призывов вернуться к сохе. А вот вернуться к человеческому началу призывают.

Из общения же с латвийскими староверами на протяжении нескольких десятилетий мне становится понятным утверждение, что именно старообрядцами на Руси было представлено общество, развивающееся на основе гражданских традиций, а никониане уже представляли из себя адептов государственного устройства, которое такое общество исключает (см. Д.Саввин). На мой взгляд, в этом плане те, кто считают себя причастными к современным гражданским обществам, могли бы поучиться у староверской традиции. Как то — выживаемости, способности адаптироваться к реальной ситуации, устойчивости, способности сохранения соборности при отсутствии четкой иерархии. Это ведь тоже наследие.

И, наконец, если бы мне приходилось давать более–менее обобщающий ответ на вопрос о русском национальном характере, я бы сказал: "Ищите его в старообрядчестве". На мой взгляд, там (кроме того, что староверы — этническая конфессия) больше сохранились аутентичные или подлинные, неподдельные взаимоотношения, там в большей мере присутствует семейный, родовой масштаб отношения к жизни. По–моему, одной из причин разговоров о кризисе христианства в Европе является то, что католики и лютеране в значительной мере удовлетворились тем, что понимание веры определяется властью, церковной властью. Староверы же пока что сохраняют это понимание ближе к себе. Я могу ошибаться в своем мнении, но мне такой масштаб понимания веры кажется ценностью, и это тоже есть наследие.

А возможно, как раз то и мешает, что староверы обладают своими собственными общественными (!) ценностями. Конкуренты, понимаешь! Надо их или взять под опеку, или опять определить на некую самоизоляцию. Меня поразило сказанное на конференции о том, что люди, которым в Латвии дано право определять, является ли данный сакральный объект культурно–историческим памятником, руководствуются в первую голову музейными, культурно–историческими, а не духовными соображениями, которые следуют из конкретной уникальной духовно–исторической практики того или другого вероисповедания. Вряд ли культурно–историческая ценность, сущность старообрядческой моленной происходит от ее подобия католическим, лютеранским или опекаемых новообрядцами храмам.

Храмовые условия

Характеристику условий, в которых староверы отстаивают свою веру и свою самоидентификацию, в своем сообщении "Старообрядческие храмы России. 1988–2013 годы" продолжил духовный наставник из Невской поморской общины (Санкт–Петербург) о. Владимир Викторович Шамарин. Он подчеркнул, что при советах староверы больше всего подвергались гонениям именно в России. К 1941 году на территории России не осталось ни одной зарегистрированной общины старообрядцев–поморцев. После войны в течение пяти–семи лет было дозволено открывать общины. Если Сталин в свое время вытряс города, то Никита Хрущев нанес удар по сельским общинам. После Хрущева власти закрывали глаза на то, что староверы молятся, но избегали регистрации общин, так как это портило атеистическую статистику властей. Ситуация стала меняться к 1988 году на фоне тысячелетия крещения Руси. Владимир Викторович сказал, что староверы–поморцы относительно слабо использовали те пять лет после развала СССР, когда регистрация общин была проста и для оформления статуса было до
статочно районного уровня. Поповцы за это время увеличили количество общин в десять раз.

В 1995 году был принят новый закон о религиозных общинах, согласно которому перерегистрация общин проходила через Минюст России. Не все общины смогли пройти перерегистрацию. После принятия закона о земле отведение общинам земель для строительства моленных фактически прекратилось. Верующие приобретали или арендовали дома у частных лиц, у власти, переоборудовали их. Например, в Тольятти моленная, расположенная в многоэтажном жилом доме, имела общий вход с косметическим салоном. Но есть и положительные примеры, когда общины смогли построить новые, каменные храмы (Усть–Цильма и др.).

Опять же — существенная необходимость находиться в хороших отношениях с местным руководством ПЦ. Иначе — проверки, придирки, иски налоговой инспекции, пожарных. На вопрос о том, кто же больше создает трудности — власти или новообрядческая церковь, Владимир Викторович ответил, что ни одна власть без санкции местного архиерея староверскую общину не зарегистрирует. Побоится.

Вырасту, буду заботиться о храме!

Тревога о будущем веры — вот что, так или иначе, присутствовало почти во всех выступлениях, какую бы страну ни представляли выступающие. Например, за положительным выступлением и.о. духовного наставника Москвинской старообрядческой общины Ивана Федоровича Ларионова "Москвино: современные проблемы и пути их решения" я увидел некий трагизм. Радеющий за свое дело человек спокойно рисовал картину современного, отдаленного от столицы латвийского села. В Москвино некогда была многочисленная сельская община староверов. Число прихожан за шесть лет уменьшилось наполовину. Умирание. Из отдаленных хуторов люди не имеют возможности приехать на службу, так как общественного транспорта нет. Раньше чуть ли не на каждом хуторе была лошадь. Но дедушки уходят раньше бабушек. Ныне бабушки имеют возможность приехать в храм лишь тогда, когда к ним издалека на машинах приедут внуки. Воскресную школу посещают 9–14 человек, но в Москвино детей уже нет. Три раза храм обкрадывали. Вот в чем я почуял трагизм отнюдь не москвинского масштаба.

Но в Москвино надежда пока жива. "Вытянуть людей ближе к храму" в ситуации, когда они покидают село по сугубо мирским причинам, может показаться неподъемным замыслом. Иван Федорович назвал ряд не совсем обыденных для общины начинаний, которые утверждают обратное. Иван Федорович своими задачами считает: усиление молитвы; необходимость побуждать прихожан не быть равнодушными к тому, что происходит в общине (сейчас ее костяк составляют 30–40 человек.); не только хранить веру, но и жить по вере.

Иван Федорович подметил еще одну, на мой взгляд, общую и существенную проблему. Сказав, что два мальчика (9–10 лет) освоили чтение часов, он добавил, что они учатся в сельских школах на латышском языке. По–русски читать не умеют, и родители не проявляют интереса к их обучению. Еще Иван Федорович сказал, что дети не умеют общаться между собой (Манька, Петька, дурак, дура, а то и похуже). И отторжение от родного языка (поразительно, что и стараниями родителей), и уровень общения ниже всякой культуры (на это горазды и рижские дети), невзирая на возраст, по–моему есть проблема властей. Но я допускаю, что для образовательной и культурной политики Латвии, а также для общественных, якобы озабоченных людьми и засевших в больших городах общественных организаций латвийское село и его жители есть явление вторичное и вообще–то лишнее.

Надежда освещала также яркое выступление исследователя староверия из Даугавпилса Инны Сергеевны Кирничанской "Восстановление трехсотлетней истории поселения и религиозной общины Данишевки". Исполненное гордости о том, что староверы Данишевской общины не были холопами, что в XVIII веке платили налоги на уровне шляхты, что не прогнулись под действиями власти (посадить на барщину, детей староверов не считать староверами, образовать военное поселение), выступление подошло к вопросам: "Надо ли? Нужен ли храм для нескольких? Нужен ли храм без священника" (после смерти отца Инны Сергеевны священника в храме нет). Ответ однозначен — надо! Храм в порядке. "Люди должны знать, что храм действующий". И маленький мальчик, видя старание людей, сказал: "Когда я вырасту, я буду заботиться о храме".

Не нарушай симфонию халтурой!

Сообщения архитектора Людмилы Вениаминовны Клешниной "Актуальности сохранения культурно–исторического наследия" и реставратора Дмитрия Георгиевича Лащетко "Современные проблемы реставрации и консервации икон" призывали как при строительстве и реставрации храмов, так и при реставрации и консервации икон не халтурить. Людмила Вениаминовна сказала, что уникальное староверское наследие Латвии нельзя считать изученным. Хоть оно и не подверглось столь варварскому разрушению как в России, здания ветшают, а должной научной базы нет. "Чтобы сохранить наследие, надо его сперва (изучая) осознать". Признав, что не каждая община имеет средства, чтобы пригласить профессионала, она все же призвала, профессионально зафиксировать положение храмов до их ремонта. Потому что "архитектура закладывает пространственную среду для симфонии богослужения". Нарушение этой среды означает потерю ее ценности.

Дмитрий Георгиевич сказал, что для староверов икона — духовная ценность, для искусствоведов — историческая ценность, для жуликов — финансовая ценность. "Мы не можем отождествлять икону с финансами. Икона нас связывает с церковью до раскола, церковью времен Византии. Икона — окно в мир, который мы пытаемся постигнуть, мир, который через себя трансформировал иконописец". Сегодняшнее положение Дмитрий Георгиевич назвал тяжелым. Иконы реставрируются кустарно. Случаи, когда приглашается профессиональный реставратор, можно сосчитать по пальцам. "В мире практически нет реставраторов–староверов. В наших храмах работают католики, лютеране, новообрядцы. Возобновила работу реставрационная мастерская при Гребенщиковской общине. Там работают два реставратора — выходцы из старообрядческой среды".

По делу, пусть из несколько другой оперы, было выступление бывшего сотрудника МВД Андриса Кайришса "Сохранность икон". Он сказал, что за 2012 год было украдено 218 объектов, а возвращено владельцам — шесть. Он также вполне резонно заметил, что расследовать кражу икон — это не то же, что расследовать хулиганство. И что полиция ориентирована на поймать и наказать. Не на возвращение. А возвращение столь несущественно и потому, что сами владельцы не обладают достаточной информацией для идентификации украденного. То есть не могут толком описать то, что у них украли, и потому (бывает) не могут получить назад свою ценность. Кроме того, нет методологии описания объекта ("описать икону не то, что описать вазу"), не развит международный обмен данных.

Духовное образование — часть наследия

Как я уже сказал выше, тематически наибольшее внимание конференции было обращено на духовное образование, сакральные тексты и книгоиздание. В данном случае нет смысла что–либо цитировать, не раскрывая процесс и его контекст. Но некоторые грани этого процесса, на мой взгляд, должна заметить и мирская власть. Потому позволю себе пару своевольных обобщений сказанного.

Во–первых, власть, прочитав сообщения Н.Пазухиной, Н.Иванова, Е.Бизуновой, должна бы заметить и возрадоваться тому, что староверам, пройдя гонения и запреты, удалось сохранить преемственность своей традиции образования и интеллектуальный потенциал для современного продолжения образования в духе своей традиции. Это я к тому, чтобы у власти не получилось с отношением к духовному образованию староверов нечто подобное пониманию ценности старообрядческих строений. Мы этого не понимаем, потому не замечаем или не одобряем.

Во–вторых, власть могла бы заметить и возрадоваться тому, что духовное образование староверов уже не только начетническое, а, пройдя даже внутриобщинные распри нового времени, за сравнительно короткий срок выросло до уровня официально признанного высшего образования первой ступени (Гребенщиковское духовное училище). Используются современные техники систематического образования (включая дистанционное). Но и в этом плане староверы не вышли из дикарей к свету, а следовали своей традиции. У них уже в XVII веке была высшая школа (Выговская пустынь).

В–третьих, власть могла бы обратить внимание на замечание М.Пашинина о том, что одной из основных задач является разработка новых учебников для современной молодежи. Ибо "сейчас нужны учебники с учетом преподавания с нулевого уровня, созданные считаясь с абсолютным незнанием церковной традиции. Нет знаний, полученных в семье". Власти на это должны бы обратить внимание как на еще один сигнал о том, что семья зачастую перестала быть носителем чего–либо духовного.

В–четвертых, власти могли бы обратить внимание также на то, что сказал председатель Союза старообрядческих общин Эстонии П.Варунин в сообщении "Староверское книгоиздательство в Эстонии". Он рассказал, что написал детскую сказку в пику намерениям развивать в Причудье туризм через староверов. В сказке он предложил вместо староверов рыбу ряпушу, о которой все слышали, но никто не видел. Мотивация — переключить туристический поток с моленных на нечто другое, а также напомнить некоторым председателям общин, что моленная — это не проходной двор, не музей и не объект бизнеса. Власть Латвии, заметив это, напомнила бы себе о необходимости при общении с верующими иметь должное чувство такта. А оно ей (власти) по отношению к староверам изменяло.

Очевидно, в наш век индивидуализма стоит напомнить, что у староверов после раскола не было ни Сейма, ни епископата. Были соборные институты, которые определялись внутренней силой. Они и были хранителями наследия. Не по воле начальства, а по собственной воле.

Виктор Авотиньш